— Совершенно верно. Мне сказали, что флаг висел в музее в Вест-Пойнте, откуда его и отправили в Колорадо. Не знаю, правда это или нет.

Я поинтересовался, знает ли кто-то о флаге и о нашей сделке.

— Это важно, — объяснил я, — потому что я должен защитить себя и своего покупателя. Чем меньше людей обо всем этом знает, тем лучше.

Конечно, это был вопрос с подвохом. Почти любой ответ уличал Уилхайта. Если он скажет, что «никто не в курсе», значит, он не доверяет никому настолько, чтобы вовлечь в свою незаконную схему. Если начнет называть имена и ручаться за сообщников, то, сам того не осознавая, их выдаст. Может, даже крупную рыбу: торговца или брокера, который еще не попал в поле зрения ФБР. Так или иначе, вопрос должен заставить его говорить.

Уилхайт начал рассказывать мне длинную историю о том, что флаг ему продал из-под полы какой-то парень на ярмарке в Чикаго, посвященной Гражданской войне. Он заплатил наличными в своей машине на многоэтажной парковке. Когда он закончил свою речь, я изменил тактику и попытался заставить его признать, что он умышленно продает частицу истории американских темнокожих, с которой люди умирали в бою.

— Чарли, — спросил я, — вы много знаете об этом флаге?

— Мне говорили, что в мире всего пять флагов цветных частей.

— Цветных частей? Вы имеете в виду Corps d’Afrique?

— Да. Их формировали в Луизиане, и они прекрасно себя проявили в Теннесси. Можете проверить.

Я уже проверил.

— У них были большие потери?

— Да. Они ведь участвовали в боях, а не кастрюли чистили или что там еще. Как те черные из Массачусетса, про которых сняли кино. Так что предмет для меня ценный.

Невероятно. «Потери большие, поэтому предмет для меня ценный». Чтобы скрыть гнев, я рассмеялся и глотнул колы. Как далеко зашел бы этот человек? Уилхайт выглядел довольным собой: он был одним из тех, кого успокаивает собственный голос. Он положил на стол ногу в ботинке и качался на стуле, заложив руки за голову.

— Когда вы узнали эту историю, вам не захотелось избавиться от флага?

— Мне? Нет. Я заплатил за него кучу денег. Один приятель предлагал мне отдать его в какой-нибудь музей и получить за это возврат налога, но у меня и мысли такой не возникло. Этот мой знакомый говорил, что у него есть связи.

Уилхайт указал на меня костлявым пальцем и сказал:

— А как вы теперь будете его рекламировать и продавать — это уже ваша забота. Но советую действовать тихо. Не надо его брать на ярмарку. Может, никаких проблем не будет, но я вас предупредил.

— Правильно, потому что иначе мы заработаем кучу неприятностей.

— Вполне вероятно.

Улик против него было более чем достаточно.

— Двадцать восемь тысяч. Наличными, если вы не против.

— Хорошо. Если бы у меня был кассовый чек, я бы показал его Дяде Сэму и подумал, как обойти проблему.

Вставая, я подумал, что уж точно не забуду сообщить ребятам из налоговой службы.

— Разве не отличная покупка? — сказал Уилхайт. — Все, как я говорил.

— Вы правы. — Сжав нос большим и указательным пальцами, я подал сигнал к действию. — Это действительно музейный экспонат.

— Да…

Уилхайт резко повернул голову вправо, к распахнувшейся двери. Когда трое агентов ФБР в бронежилетах скомандовали ему: «Руки за голову!» — он рванулся ко мне и закричал:

— Кто вы такой? Кто вы такой?

Как глупо с его стороны. Не успел он сделать неловкий шаг, как оказался прижатым к полу.

Я пришел к выводу, что можно читать об украденном предмете, беседовать о нем с экспертами, даже держать его в руках, когда плохие парни рассказывают о его цене на черном рынке. Но по-настоящему я чувствую глубокий смысл, только когда наконец возвращаю его законному владельцу.

Так было в случае с археологом Альвой и золотой пластиной, и так же произошло с группой темнокожих реконструкторов Гражданской войны и главным армейским историком.

Через несколько недель после ареста Уилхайта и захвата боевого знамени в штаб-квартире ФБР состоялась примечательная церемония передачи флага Армии США. Поскольку дело было в феврале, ее наспех вставили в программу ежегодного Месяца истории афроамериканцев.

Я поехал в Вашингтон вместе с Визи, специалистом по связям с прессой, и руководителем филадельфийского отдела Бобом Конфорти. Они заняли почетные места перед сценой, а я, помня о камерах, остался в задних рядах.

Долгожданным гостем мероприятия был астронавт-афроамериканец, летавший на шаттлах. Он потрясающе рассказывал об открытом космосе, но флаг, добавленный в программу в последнюю минуту, затмил даже это. В окружении почетного караула — реконструкторов из Филадельфии — он возвышался над высокопоставленными лицами, астронавтом, директором ФБР Луи Фри и парой армейских генералов.

Джозеф Ли — глава клуба реконструкторов — вышел на трибуну в точной копии синего мундира Третьего полка «цветных» подразделений Армии США. Начал он с рассказа о том, что испытал в январе, когда я пригласил его в наш филадельфийский офис посмотреть на спасенное знамя.

— Меня попросили до него не дотрагиваться, — говорил Ли. — Я служил в морской пехоте и в ВВС, в нашем клубе я старшина, и я знаю, что приказ надо выполнять.

Он сделал паузу и вытер нижнюю губу белой парадной перчаткой.

— Но этого приказа я выполнить не мог. Я прикоснулся к флагу и почувствовал мурашки. Даже сейчас у меня наворачиваются слезы, когда я об этом вспоминаю. У меня начинает сильнее биться сердце. Это настоящая, живая история американских темнокожих. Я слышал о ней, читал, она мне снилась, а теперь я стал ее частью.

Ли отдал знамени честь.

— Погибшие лежат там, в неглубоких могилах вдоль полей, где они сражались и умирали. Это гордое знамя — память о них.

Ли снял головной убор и прижал его к груди.

— Боже, смилуйся над делами, совершенными здесь, и над душами бедных жертв, которые отошли к Тебе без молитвы. Честь и слава отважным солдатам, сражавшимся за Дядю Сэма.

Даже Фри — человек с каменным лицом — был явно тронут. А я понял, что наше дело подарило ему и всему бюро прекрасный повод для пиара. Мы не просто спасли важную историческую реликвию, но и дали возможность поучаствовать в укреплении межрасовых отношений. Это, безусловно, должно помочь мне воплотить тихие надежды и начать бороться с преступлениями в сфере искусства не только в Филадельфии, но и по всей стране, а также за рубежом.

Грандиозные замыслы не успели унести меня далеко. К микрофону подошел главный военный историк Армии США генерал Джон Браун.

— Только представьте, как тяжело приходилось в бою солдатам Двенадцатого полка. Они не видели лиц любимых. Не видели памятников, прославивших этот город. Не видели величественных пурпурных гор и плодородных равнин. Но они видели над дымом и мглой это знамя. А для солдата знамя всегда воплощает все то, за что он сражается. Только оно есть у него на поле боя, где он смотрит в глаза смерти. Думаю, это особенно верно в данном случае. Это флаг людей, которые встали на борьбу с рабством ради себя и своих семей. Они внесли вклад в победу Союза и подарили свободу себе и поколениям своих потомков. Это был первый шаг на долгом пути к американской мечте о всеобщем равенстве.